ДЖИГИТ ИЗ МАЛОЙ КАБАРДЫ. БЫЛЬ

В старинном кабардинском селении Каншыуей теперь жизнь текла размеренно и тихо – уже не стало лихих набегов на богатые скотом казачьи станицы. Разве что иной молодой удалец захочет лишний раз блеснуть удальством своим и бесстрашием, но отец строго запретил Хажумару участвовать в таких увеселительных мероприятиях. Оно и понятно: угонять скот у казаков – стало себе дороже: царская администрация покой своих сатрапов на Кавказе ценит куда дороже жизней горцев. Вон, в Борукаево укрыли от властей одного ингушского конокрада, так, те долго не церемонились: сожгли дотла село. Да-а, ужесточились законы. Искатели острых ощущений, рискнувшие ослушаться старших и попавшие в руки закона, как правило, расплачивались дорогой ценой: ссылкой в дальние сибирские края, где они не выдерживали непривычные крепкие морозы. Редко кто доживал до возвращения домой.

В Джиляхстаней – Малой Кабарде – например, на пальцах одной руки пересчитать тех, кто вернулся из тех дальних краев. Гордый, своенравный характер малокабардинцев, как правило, исключал беспрекословное их подчинение кому бы то ни было, чем обрекали себя или на вечное пребывание в суровых каторжных краях за непокорность и непослушание, или на гибель в чужедальней стороне.

Это ли стало поводом для тихой и спокойной жизни или большой мор, унесший жизни абсолютного большинства населения, или оскудела земля здешняя на лихих джигитов, сказать однозначно невозможно, но факт остается фактом – дерзкими вылазками теперь хвастались все меньше и меньше. А кровь у молодых играла и должна была находить выход. Хажумар, к примеру, целыми днями маялся, не зная, чем себя занять. Он часто бродил по окрестным лесам и полям, гоняя зайцев и лисиц, ездил к родственникам, живущим в близлежащих и дальних селениях, не пропускал различные соревнования, где всегда можно показать себя, но все это было не то, что он искал. Всей душой он рассчитывал встретить где-нибудь в дубняке или на лесной опушке вышедшего в набег одного или двух ингушей, и в честном бою завладеть их лошадьми и амуницией. Это то, что он умел хорошо делать. Это было то, что принесло ему в прошлом году заслуженную славу храброго, умелого и бесстрашного джигита, и уважение таких же джигитов, как он сам.

Но слава – вещь не постоянная, поэтому ее нужно упрочить, и желательно делать это чаще. Вот та причина из-за которого он злился и не находил себе места молодой отпрыск старинного аланского рода Кодзаевых, что не может найти себе соперника и достойного применения своей силе и отваге.

Здесь, именно в этих курпских лесах, в результате долгих раздумий, к Хажумару пришло понимание, что набеги – древнее ремесло кабардинцев – пришло в упадок и, естественно, на этом уже не заработать ни славы, ни средств для достойного существования своей семьи. Правда, своей семьи у него еще не было, и это уже хорошо, потому что, если он так жаждет былых ощущений и новых приключений, то, видимо, лучше отправиться на их поиски в дальние края. Возможно, думал юноша, в тех краях он найдет себе дела, решение которых принесет успехи, и он покроет себя неувядаемой славой.

Однажды он уже ездил с отцом в Стамбул. Никакой дополнительной славы поездка им не принесла, но ему понравилось путешествовать. Он понял, что смена впечатлений будоражит его кровь, что ему это нравится. А раз уже побывал на Востоке, то теперь неплохо бы отправиться на Север в Урусию. К этим мыслям в последующие дни Хажумар возвращался часто, не раз менял маршрут и страны, куда он отправится, может в Персию, куда уже ездил их отважный верховный князь Алхов. Он думал, выбирал страны, которые мог бы посетить и узнать, какие навыки ему могут пригодиться. Постоянной величиной оставалась сама задумка – отправиться в великий поход, где можно и людей посмотреть, да и себя показать. Долго юноша взвешивал все «за» и «против» и, наконец, сам понял, что склонен направить свои стопы в сторону Урусии.

На той стороне он дальше Бжей-Калы ни разу еще не бывал. Никогда он еще не видел ни одного уруса, хотя по рассказам бывалых людей знал: они ничем не отличаются от соседей – казаков. Ходят, говорили, в широченных шароварах, в пестрых и таких же свободных рубахах, подпоясанных тряпичными поясами-кушаками и, в отличие от тех же казаков, не носят кинжалов. У Хажумара в голове не укладывалось, как может мужчина выходить со двора без кинжала на поясе.

Хажумар решил не откладывать поездку на долгий ящик, прикинул, ему нужно для этого и, не мешкая, занялся приготовлениями. В первую очередь, естественно, понадобятся деньги – это в Каншыуей в них практически не нуждаешься, а там нужны наверняка. Все лето возил он из леса дрова на продажу в поселок Мартазей, что образовался после прокладки железной дороги в этих краях. К осени скопил девятнадцать рублей с копейками. Он не знал, много это или мало будет и для верности решил, что будет лучше, если их будет больше, для чего поехал в село генерала Анзорова, к родственникам своей матери.

Брат матери приветливо встретил своего племянника – отпрыска известного рода Кожаевых. Потомок знатных осетин был уважаем, благодаря своим славным свершениям и воспитанию. Как и полагается в таких случаях, в честь дорогого гостя зарезали барашка, пригласили гармониста, девушек на выданье, и местная молодежь трое суток тешила песнями и танцами дорогого гостя. Когда на четвертый день Хажумар сказал дяде, что отец послал его попросить взаймы двадцать рублей, дядя в такое поручение не поверил и решил не давать денег. И не потому, что для Анзоровых двадцать рублей были большой суммой, (хотя на двадцать рублей можно было купить двух отличных скакунов с полной амуницией). Просто он хорошо знал, старый Асланбек никогда не позволил бы себе обратиться с подобными просьбами к нему родственнику по линии жены. Он и сам, слава Аллаху, не бедный, но и в случае нужды его многочисленные родственники никогда не допустили бы, чтобы такой достойный человек унизил себя перед родом жены, будто он без их помощи не может содержать семью. Для чего юноше такие деньги? Уж не попал ли он в неприятную историю? Но, как спросить об этом, не обижая племянника, да и как отказать ему – ведь, обидится, затаит обиду на всю жизнь.

Дядя не смог решить эту дилемму и, не говоря ни слова, достал нужную сумму и вручил ее племяннику. После церемонии прощании, Хажумар поутру отправился в Каншыуей. Теперь юноша располагал немалыми деньгами. Но все же, увидев во владениях узденя Инароко «заблудившегося» двухгодовалого бычка, недолго думая, отогнал его в ингушское село Псыгуабжэ, где и продал за три рубля.

Через день, не попрощавшись ни с кем, он сел в поезд - новое явление в этих краях - и уехал в сторону Урусии за новыми приключениями, чтобы мир посмотреть, себя показать...

В родном селении безутешные родственники два месяца надеялись на его возвращение, затем, посчитав, что Хажумар напоролся или на острый кинжал, или на пулю неприятеля, горько оплакали, погоревали, затем совершили обряд поминания. Только мать так и не поверила в смерть сына и продолжала, тихо смахивая слезы, ждать его возвращения...

х                 х                  х

Семнадцать суток ехал Хажумар в поезде. Чего он только не насмотрелся из окна, набитого битком людьми и мешками, вагоне. Пригодились несколько русских слов, которые он узнал от кунаков-казаков.

Один говорливый старичок, расположившийся рядом, прямо в вагоне начал учить его самым нужным словам. Огромное желание узнать русский язык, помноженное на природный ум, сметливость и великолепную память молодого человека, облегчили задачу. Да и «учитель» старался в меру сил своих: то ли в благодарность за чуреки и копченое мясо, которых у молодого черкеса было вдоволь, то ли еще по какой-то другой причине.

Во всяком случае, на восемнадцатый день Хажумар владел примерно двумястами слов и восемью «пустыми дырками» от газырей черкески. Видимо, в благодарность за свои труды, шустрый старикан выкрал из них все его деньги разом. Так Хажумару был преподан первый житейский урок - доверять следует не всем, особенно, если дело касается денег.

Оставшись без гроша в Твери, Хажумар меньше всего думал о еде. Он довольствовался остатками черствого чурека и холодной водой. Горожане с удивлением разглядывали на улицах молодого горца с великолепной фигурой и отменной выправкой. Непривычный наряд, ладно облегающая фигуру черкеска, украшенная газырями, привлекали внимание прохожих. На отделанном серебром поясе покоился кинжал старинной работы, на голове красовалась высокая каракулевая папаха – признак благородного происхождения, да и бурка, накинутая на плечи, добавляла таинственности облику молодого красавца. Сей наряд уже приходилось кое-кому здесь в Твери видеть. Возвратившись в эти края после русско-кавказской войны офицеры русской армии охотно надевали на себя черкеску и красовались на улицах провинциального городка.

Довольно быстро удовлетворил свою любознательность городской жизнью Хажумар. Хотя он и встретил немало ранее не виданных диковинных вещей, делать все равно здесь больше было нечего и он, через три дня, покинул городские улицы и углубился в губернию.

Юноша, шагая по широким дорогам и узким просекам, жадно всматривался в окружающее, не переставая удивляться нескончаемым просторам полей, обилием лесов, спокойной гладью равнинных рек. За два дня, одолев несколько десятков километров, решил спросить у кого-нибудь работу...

х                 х                  х

Ему показали усадьбу помещика Тоцкого, обнесенную высоким частоколом. Богатый землевладелец в прежние годы бывал в этих местах довольно-таки редко. Хозяйство пришло было в упадок, но года три назад, женившись, он остепенился и решил обосноваться в родовом поместье навсегда. Занялся молодой барин коневодством. Содержал скаковых лошадей и много другой живности. Дела его шли на лад. И стал он одним из главных в округе поставщиков лошадей для армии его величества.

В разговоре с молодым человеком помещик понял, перед ним кавказец, хорошо знающий лошадей. Хажумара приняли на работу конюхом, положив жалованье - двадцать рублей в месяц. В его обязанности входило сторожить конюшню через ночь, объезжать лошадей, водить их на водопой, кормить... Пожалуй, ничего нового для него в этом промысле не было. Хотя он родом из зажиточной семьи, эти обязанности и дома он выполнял ежедневно. Но, сравнивая лошадей кабардинской породы, их выносливость, красоту и стать с беспородными, как ему казалось, лошадьми своего хозяина, Хажумар нередко вспоминал и дом свой, и семью, и друзей. И хотя лошади Тоцкого сильно проигрывали перед кабардинском породой, он с любовью, ухаживал за своими питомцами, не отходил от них ни днем, ни ночью.

Но вскоре, примерно через месяц, произошел казус, чуть не разрушивший ту жизнь, к которой кавказец уже начинал потихоньку привыкать.

Хажумар как-то после ночного дежурства дремал в тени конюшни. Сквозь дрему он услышал шум веселой ватаги и понял, что приехала хозяйка дома. Видел он ее впервые. Дело в том, что жена хозяина предпочитала жить в уютных городских апартаментах и в поместье бывала наездами. Красивая, улыбчивая, русоволосая женщина шла к псарне мимо конюшен в окружении гостей и прислуги. Шумная кампания поравнялась с тем местом, где стоял уже поднявшийся на ноги молодой горец, как вдруг, к женщине с рычанием кинулся здоровенный пес. Хажумар, не раздумывая, бросился навстречу животному и в мгновенье ока заколол его кинжалом, с которым никогда не расставался.

Начался переполох. Оказалось, собака ни для кого не представляла никакой угрозы - она просто рада была встрече с любимой хозяйкой, которую не видел долгое время. Женщина, вне себя от ретивой «услуги» туземца, потребовала выгнать его немедленно с поместья. Однако Тоцкий рассудил иначе. Он расценил порыв слуги, как явное свидетельство его верности, преданности. В этом он убедил и свою жену, и гостей – инцидент был исчерпан. Но, что-то изменилось во взаимоотношениях работодателя и конюха. Появилось больше доверия, добавилось уважения. Теперь хозяин сразу не отметал предложения юноши, как исходившие от туземца-неуча, а внимательно выслушивал его советы. Благодаря им в конюшне систематизировали кормление животных, стало правилом ежедневные прогулки лошадей и их чистка. В результате товарный вид предназначенного для продажи поголовья значительно улучшился, поднялась продажная цена.

Шло время. Работящего, молчаливого и исполнительного горца по достоинству оценивали и управляющий, и хозяин. Однажды, когда забравшийся в конюшню конокрад наткнулся на бдительного Хажумара, молодой кабардинец еще раз доказал свою преданность семье Тоцких. Он проткнул кинжалом непрошеного гостя. За что его повысили до управляющего конным двором с жалованьем в тридцать рублей.

Круг обязанностей Хажумара расширился, его роль в поместье значительно повысилась. Он сблизился с хозяином, часто беседуя с ним, молодой управляющий вносил интересные предложения, которые редко отклонялись и приносили немалую выгоду. Так прошел год. Лошади именитого помещика стали в последнее время высоко цениться. На продажу теперь выставлялись не какие-нибудь клячи, а тренированные, обученные седлу и приемам верховой езды, красивые и ухоженные кони.

Но Хажумар знал, животные могут быть еще лучше. Эта мысль его не оставляла. Он не раз говорил своему хозяину о пользе скрещивания беспородных тверских лошадей с чистокровной кабардинской мастью. Горец так часто и восторженно превозносил достоинства коней родного края, что коннозаводчик, доверившись горцу, предложил ему съездить домой и привезти несколько породистых производителей из Кабарды, заплатив за них там любую сумму...

Естественно, дома, в родном Каншыуей, его встретили радостно. Здесь и раньше бывали случаи, что мужчины, уехав на неделю, возвращались через годы - смотря куда попали: может в плен, может еще куда-нибудь. Радость старого Асланбека, отца Хажумара, его измученной ожиданиями матери, родных и близких быстро улетучилась, когда через недельку сын объявил о своем решении снова вернуться к Тоцкому. Правда, никто его не отговаривал от поездки – не принято это было в этих местах. Разве что мать тихо жаловалась, что не дождется она его возвращения, да и то нерешительно, не твердо. Лишь его брат Гур добился обещания, что он обязательно вернется домой не позже, чем через два года, нажимая на то, что не пристало кабардинскому узденю работать за деньги на кого бы то ни было.

Однако судьба распорядилась иначе. Примерно через год в губернии начались волнения крестьян. Тоцкий, опасаясь за жизнь горца, посоветовал своему новому другу вернуться в родные края. Тем не менее, Хажумар не спешил. Он явно чего-то выжидал. А когда хозяин начал распродажу своего имущества, тут же выкупил у него все шестьсот лошадей.

Теперь Хажумар был опытным в делах человеком. Постоянное общение с умным, рачительным хозяином, участие во всех его деловых операциях, значительно обогатили природный ум, сноровку, прибавили знаний, опыта, деловых качеств. Только что купленных у своего бывшего хозяина лошадей горец с большой выгодой продал на Украине.

Так, уехавший три года назад с родного села Хажумар с тридцатью рублями в газырях, вернулся домой с кучей золотых монет в саквояже. И стал он в Джиляхстаней чуть ли не самым богатым человеком.

х                 х                  х

Прожил Хажумар богатые приключениями, интересными встречами, разными событиями свои сто двадцать лет. Он относился к тем немногим кабардинцам, кто знал русскую грамоту еще в начале века, хорошо владел русским языком: мог сделать карьеру еще до октябрьской революции, но душа к богатой и сытой жизни у него никогда не лежала. Да и к популярности, зная быстротечность ее, никогда не стремился.

Хажумара за Тереком помнят, как доброго, чуткого человека. В то же время, к членам семьи, близким, он был жестковат. Рассказывают, что одной из дочерей указал на дверь только за то, что та вышла замуж без его благословения. К старости Хажумар стал несколько сентиментальнее, но до конца своей жизни так и не простил своей дочери ослушания, и не пустил ее в родительский дом при жизни.

В окружении аксакала не было человека, который бы от души не желал ему крепкого здоровья. Даже в сто с лишним он одевался очень опрятно, прямо держал спину, молодцевато, набекрень надевал красивую каракулевую папаху. Хромовые сапоги его блестели всегда. Его глаза всегда искрились пониманием, любовью и... снисходительностью к тем, кто столько не прожил, да и не проживет, видимо, и столько не повидал на земле и не прочувствовал.

х                 х                  х

Когда старый и уже немощный Хажумар рассказывал мне эту историю, во дворе стояла глубокая осень 1979 года. Закончив повествование, он достал золотую монету, прокрутил ее молча меж пальцев, явно что-то вспоминая, затем, вскинув красивую седую голову, посмотрел на меня ясными глазами сквозь густые седые брови и сказал с невеселой улыбкой:

- И деньги кончились, и жизнь завершилась... Это моя последняя монета... Продай ее для меня, - протянул он мне сухую жилистую ладонь с золотой монетой. В грустной улыбке, прорывавшейся сквозь густую сеть мелких морщинок, чувствовалась глубокая печаль.

Я смутился необычности ситуации, начал путано возражать, пытаясь убедить своего собеседника, что он еще долго будет жить, обязан жить... Но старик давно научился смотреть правде в глаза и предугадывать события. Посоветовал и мне следовать этой житейской мудрости. В конце концов, ему жалеть не о чем...

Взяв себя в руки, попытался скрыть минутную слабость. Ведь он прожил богатую и интересную всякими интересными приключениями жизнь. Значит, жил не зря: есть что вспомнить, есть, о чем жалеть, чему радоваться. И с ним невозможно не согласиться...

Мне всегда было интересно, в чем кроется секрет его долголетия и, подумав, что сейчас самое время, этот разговор поможет сменить тему, спросил об этом. Хажумар понимающе усмехнулся. Конечно, не мог дать на мой вопрос вразумительного ответа – откуда ему про то знать. Возможно, ответом на мой довольно бестактный вопрос могла стать его длинная исповедь, где были и радость воспоминаний, и боль утрат. Но я не мог успокоиться и начал задавать наводящие вопросы:

- Может быть, ты не пил, не курил, воздерживался по части женщин? - продолжал настаивать я. А он, уже успокоившись, хитро поглядывая на меня из зарослей седых бровей, отвечал:

- И пил, и курил. И сейчас пью, и курю, ты же знаешь это, - а потом, немного подумав, неторопливо добавил, - но этим никогда не злоупотреблял. Что касается женщин, тебе же известно, я рассказывал, был женат пять раз...

- Тогда? ...

Помолчав немного, он еще раз посмотрел на меня и устало добавил:

- Не знаю... может быть, вот что... Какая бы власть не была, я никогда в жизни на государство не работал...

. . . Я выполнил просьбу Хажумара, продал ту последнюю его монету одному знакомому стоматологу. Ровно через полтора месяца со времени нашего откровенного разговора, 6 декабря 1979 года, Хажумар скончался. Умер он легко - во сне.